Когда он молчит, видно, как он постарел. Не сдал, не превратился в пенсионера - именно постарел. Словно время присыпало его своей серебряной пылью.

И еще он какой-то усталый. Очень усталый. Настолько, что даже не понимаешь с ходу, о чем бы его в эту минуту спросить. Просто здороваешься и ловишь себя на том, что невольно улыбаешься, сам не знаешь почему. Может, оттого, что давно не виделись?

Но голос у него остался прежним: хриповатым, низким и каким-то бархатным. Если прикрыть глаза, покажется, что и он прежний. Тот, кого носили на руках восемь лет назад - за победу над Уэльсом.

Пройдет около года после выхода на Евро-2004, и он подарит футбольной истории свой очередной афоризм. Скажет: «Отсюда никто еще со славой не уходил». Имея в виду расставание со сборной ее очередного тренера.

- В принципе, я на телевидение не хожу, - говорит Ярцев и тут же подсказывает гримерам: - Вот здесь мне пробор сделаете.

Те послушны, как первоклассницы. Он вежлив и корректен, но они почему-то ходят, как на цыпочках.

- Ну, теперь-то ты понимаешь, какая разница между тем, что видно с трибуны и тем, что происходит внутри команды? - спрашивает он.

Я киваю. Не решаюсь уточнить, но мне кажется, это - возвращение к давней истории. После 1:7 от Португалии Ярцева не критиковал только... даже не знаю кто. И ленивые, и слепые, и те, кто футболом не интересуются в принципе - всем нам было безумно обидно. Больно было: мы же ведь не Папуа - Новая Гвинея. Как-никак, страна с большими футбольными традициями, и вдруг такое унижение.

Ярцев после того кошмара дал большое интервью, из которого в память намертво врезалась фраза: «Не пора ли спросить и с игроков?» Фразу, мягко говоря, приняли в штыки - практически все, кроме нескольких действующих тренеров. Через год, когда датские юниоры рвали в клочья нашу молодежку - с Акинфеевым, Жирковым, Денисовым, Билялетдиновым, Быстровым в составе, те слова Ярцева вспомнились быстро. Захотелось их процитировать, не разделяя ответственности между тренером и командой, - признав правоту уже бывшего тренера первой сборной.

- Я почему согласился прийти, - Ярцев придирчиво осматривает себя в зеркало, - критиканство достало. Опасная ситуация, скажу я тебе: Адвокат занервничал под таким прессингом.

- Он не понимал после Армении, почему команду так критикуют.

- И я не понимаю. Играли достойно, выездной матч, но повылазили те, чье мнение вообще никого не должно волновать. Уже певцы оценки выносят.

Я сижу и думаю: поделиться с ним сейчас своей идеей или нет? Уведешь разговор в сторону - а вдруг он к этой теме потом и не вернется? А идея-то занятная: открыть, скажем, в интернет-пространстве сайт игроков сборной, где они бы давали свои комментарии на злобу дня. Березуцкие бы оценивали культурную ценность последних российских киноновинок, Анюков - эффективность запуска спутников ГЛОНАСС. Акинфеев - борьбу с коррупцией или успешность последней посевной.

Но тут же понимаю, что идея нереализуема. Ее вряд ли оценят как шутку, а от новой критики команду она не спасет.

- И Катар, я тебе скажу, в футбол играть тоже научился. Хорошая, крепкая команда.

- Согласен, Георгий Александрович, только где там Катар-то? Считай - сборная Ганы, одни темнокожие парни бегают, особенно во втором тайме.

Наступила пауза. Ярцев крепко задумался над чем-то. Над критикой, наверное - над ее тоном.

Это чисто русский феномен. Мы не умеем критиковать себя неожесточенно, не задевая эмоцию другого. Вот в чем проблема - в эмоциях. Кто бы что ни сказал, всегда обида: у тех, кто говорит, и у тех, про кого говорят.

Отсюда и высокопарные пассажи про отсутствие совести и фразы вроде такой: «Матч не смотрел, был на гастролях, но осуждаю этот позор».

И ветеранские стоны: мол, вот в наше время!

В ночном автобусе, везущем уставшую за сбор команду к самолету, Игнашевич вроде бы негромко спросил: «Почему нас так критикуют бывшие игроки?»

Разные версии прозвучали в ответ. И запомнилось, как один из молодых, услышав, что те сами ничего не выиграли, никуда не пробились, не поверил. Мотал головой, слыша, что сборная СССР не попадала в финальную стадию трех подряд чемпионатов Европы (1976, 1980, 1984), а в 1974-м и 1978-м пропускала чемпионаты мира. Не захотел поверить, обещал дома залезть в интернет и уточнить.

- Надо что-то делать, - сказал Ярцев. - Как-то защитить сборную. Иначе, боюсь, задергаем Адвоката, и он не справится. Я же помню его по «Зениту», он совершенно иначе себя вел, по-другому смотрелся. Есть за что критиковать, но другая должна быть критика.

- Есть ведь другая. Газзаев, Спаллетти, Слуцкий. Те, кто состоялся как тренер. Они иначе говорят.

- Вот именно. Те, кто состоялся. Кто прошел через все это.

Ярцев ушел на эфир, но эхо от разговора продолжало звучать. Вспомнились Ереван и Доха, атаки в Армении и беспомощность обороны на первых минутах в Катаре. Восторженность от некоторых комбинаций и досада от некоторых провалов. Возмущение Адвоката переносами матчей чемпионата на понедельник, из-за чего сбор начался только в среду - за три дня до матча, позже, чем у кого бы то ни было из европейских сборных.

Хиддинк в отличие от Адвоката русскую прессу не читал. У Гуса давно уже выработался иммунитет на критику: «Кто это сказал? А что он выиграл как тренер?» У Дика, похоже, внимание к мнению окружающих более острое.

До июня, в любом случае, у сборной пауза. Другие темы на первом плане, другие мишени. Опять крупно проиграл скромному провинциальному клубу «Спартак». И у «Динамо» те же семь пропущенных мячей после трех туров.

Но Ярцев все равно прав. Надо что-то делать. Даже не с критикой: нет такой задачи - избежать ее, когда она по делу.

С тем, чтобы стороны слушали друг друга - и сумели услышать.