Человека, погруженного в нелегкие сегодняшние проблемы, трудно отвлечь от них беседой о славном прошлом. Но вот на свет извлекаются два потрепанных альбома, распухших от фотографий и газетных вырезок на разных языках, и хозяин на глазах преображается, все охотнее комментируя каждую новую реликвию. Вот старый, совсем некачественный снимок — молодые ребята в спортивных костюмах и с ними люди в азиатских нарядах. Бирма, 1969 год. Предсезонная поездка ЦСКА, в которой главный тренер Всеволод Бобров впервые опробовал группу новичков, в том числе еще не стоявшего за "основу" Владимира Астаповского. 22-летний голкипер мог рассчитывать лишь на третью роль: место в воротах прочно занимал Юрий Пшеничников, вторым был Леонид Шмуц. В таком порядке они будут значиться в заявках ЦСКА три сезона, пока накануне чемпионата-72 фамилия Астаповского не займет первую строчку. 

— Леня Шмуц — вот был вратарь от Бога! Если кто и мог стать "вторым Яшиным", так это он. И стал бы, если бы после ухода Пшеничникова первым сделали его, а не меня.

— Но многим он запомнился прежде всего нелепыми ошибками — вроде той, когда сам себе мяч в ворота забросил, помните?

— Глупости все это! Ошибки? Да кто их не совершал! Кстати, после той, о которой вы вспомнили, я крупно поругался с нашим тогдашним тренером Валентином Николаевым. Он рассердился на Леню и на следующий матч хотел ставить меня. А я отказался. Долго уговаривал дать Шмуцу шанс, говорил, что так человека сломать можно, но он был непреклонен. И я тоже: так на поле и не вышел, пришлось Николаеву ставить третьего вратаря Когута.

— И часто вы себе такое позволяли?

— Вообще-то я человек дисциплинированный, но иногда случалось. С тем же Николаевым, например, во время второго "золотого" матча с "Динамо" в Ташкенте в 1970-м. После того как Пшеничников пропустил подряд три гола, Валентин Александрович мне говорит: "Раздевайся, пойдешь в ворота". А я ему: "Не пойду". Он: "Да ты в своем уме? Как это не пойдешь?" — "Не пойду и все, хоть выгоняйте".

— Но почему? Такой ведь шанс!

— Да кто я был такой, чтобы самого Пшеничникова менять? Пацан, дублер — а он один из лучших вратарей Союза, человек в силе, в авторитете. Тут свои нюансы, мне ведь с ним и с другими ребятами еще жить да жить предстояло.

— Испугались?

— Да нет, не испугался. Просто я ни тогда, ни потом по-настоящему большим вратарем себя не считал. Так и в 76-м было, перед Олимпиадой. Вызвал меня Лобановский: "В Монреаль поедете так: ты первый, Прохоров второй". Я ему: "Валерий Васильевич, а Женька-то как же? (Рудаков. — Прим. Б.Б.) Нет, я так не согласен". Рудаков был Рудаков. И представить себе не мог: как это — я и вместо него? Лобановский: "Повторяю: ты первый, Прохоров второй". — "Да, но Женька..." — "Ты что, не понял? Еще повторить?" Осталось только руками развести и отправляться на Олимпиаду.